0e405ce2     

Серафимович Александр - Политком



Александр Серафимович СЕРАФИМОВИЧ
ПОЛИТКОМ
Рассказ
Как из весенней земли густо и туго пробиваются молодые ростки, так из
глубоко взрытого революционного чернозема дружно вырастают новые
учреждения, люди, новые общественные строители и работники.
И не потому появляются, и живут, и крепнут, и развиваются, что новые
учреждения вновь организуют сверху, новые должности вновь создают сверху,
а потому, что в рабочей толще и в толще крестьянской бедноты произошел
какой-то сдвиг, какие-то глубокие перемены, которые восприняли эти новые
ростки и дали им почву.
Передо мной открытое юное лицо политического комиссара М-ской
бригады. Чистый открытый лоб, волнистые светлые, назад, волосы, и
молодость, смеющаяся, безудержная молодость брызжет из голубых, радостных
глаз, из молодого рдеющего румянца, от всей крепкой фигуры, затянутой в
шинель и перетянутой ремнями, от револьвера и сабли.
Коммунист - крепкий партийный работник из Петрограда. И, радостно
смеясь лицом, всей своей фигурой, глазами, говорит:
- Ведь, знаете, даже смешно. Один ведь, в сущности, среди массы
красноармейцев. Все вооружены, часто усталые, раздражены, а слушаются
одного. Часто заберутся на подводы и едут. Подходишь и сгоняешь. Это
необходимо. Все соскакивают и идут. Есть что-то, что заставляет их
слушаться, помимо боязни: признание моей правоты, что правда на моей
стороне. В этом сила политического комиссара. А все-таки красноармейскую
массу надо держать, и крепко надо держать в руках. Тут уж не ротозейничай,
слюни не распускай. Политком должен на такой недосягаемой высоте стоять, и
- твердость! ни малейшей уступки! Уступил - все пропало! И это не во
внешних отношениях. Тут с ними и шутишь и балуешься, а как только к делу,
политком для них - бог, на высоте. И чтоб ни одного пятнышка! Другой может
устать, политком - нет. Другой захочет выпить, ну, душу хоть немного
отвести, это же естественно, политком - нет. Другой поухаживает за
женщиной, политком - нет. Другой должен поспать шесть-семь часов в сутки,
политком бодрствует двадцать четыре часа в сутки. И так и есть. И в этом
сила. А в красноармейских массах - признание правоты всего этого. И от
этого та глубокая почва, на которой вырастают побеги железной дисциплины.
Он на минутку примолк, все такой же юный, румяный, крепкий и все с
такими же радостно смеющимися глазами от своей молодости, от переизбытка
сил.
У меня больно заныло сердце.
"Убьют. Политком, как бог, без пятнышка, стало быть, всегда в первых
рядах, а пулеметы косят".
- А иногда жуткие бывают минуты, - сказал он, глядя на меня и ласково
смеясь милыми глазами, - жуткие, не забудешь. Звонят мне по телефону.
"Вторая рота отказывается выступать на позицию". Видите ли, командный
состав прежде подделывался под старших, под свое начальство, ну, а теперь
под армейскую массу, боятся. Вот ротный, вероятно, под шумок и шепнул:
"Товарищи, просите, чтоб соседнюю роту послали. А то все вы да вы. Небось
заморились". Ну, рота обрадовалась и уперлась. "Не пойдем, замучились,
посылайте соседнюю роту". Ну, тут, знаете, одной секунды упустить нельзя.
Беру трубку и говорю спокойным и отчетливым голосом: "Я иду в роту. Если к
моему приходу рота не уйдет на позицию, то ротный будет расстрелян,
взводные будут расстреляны, отделенные будут расстреляны", и положил
трубку, не слушая никаких объяснений. Потом пошел в роту. Шаги делаю
коротенькие, и кажется, будто бегу. С четверть версты идти, а мне кажется,
будто я их пробежал. Вхожу - никого..



Содержание раздела